дальше: почти неотличимые дни, катящиеся глубже в осень.

дожди, ранняя темнота.

вечернее электричество - рябью по мокрой мостовой.

теряющий летнюю осязаемость город...

октябрь, короче.

* * *

пора было ехать на юг. Или домой. Или - оставаться до весны в Стамбуле, кажется, подходящем для жизни...

А тут еще выясняется, что в паспорте Ванессы, полученном в будапештском посольстве вместо потерянного, не хватает какой-то голографической фитюльки, и скоро он станет недействительным. Стамбульское консульство помочь отказалось.

Велосипедисты собираются на юг, догонять лето.

А я - домой.

* * *

Последние дни я с жадностью (говядина - турецкий барабан - вот ведь кстати) бродил по городу, запасаясь впрок. Готовясь к самодостаточной зиме, торчал на сквоту, много болтал, с удовольствием перенимая чужую манеру говорить, смеясь чужим смехом и даже думая - чужое. Свое еще успеет надоесть.

Готовясь впервые (не считая французской депортации) вернуться домой самолетом. Такой способ не дает привыкнуть к переменам.

Что это значит - завтра вечером я буду в Москве?!?

* * *

Последний тихий вечер на сквоту. Обняв всех на прощанье, обменявшись e-mail'ами (бессмысленно - сколько таких мэйлов уже записано...) я в последний раз спускаюсь с арнавуткойского холма. Мимо рыбного базара и греческой церкви. К посеревшему Босфору...

Юлик с Яэль провожают меня до автобусной остановки.

"Ну вот, блин, все разъехались... С кем еще так по-русски поговоришь...", огорченно тянет Юлик, а потом: "ну-ка погоди!" - и бежит в лавку, купить трогательных орехов с изюмом, на дорогу.

* * *

Пересадка в метро. Я захожу в туалет, оставив рюкзак у старика в стеклянной кабинке.

Выхожу, закидываю лямку на плечо. Старик (как часто, почему-то, бывает), принимает меня за немца: "Almansiniz?"

"Hair. Rus"

"Ah, Rus", улыбается. "Cok iyi" - а потом трогая меня за плечо, останавливая - качает головой: "Rusya'da... Beslan... Плохие люди убивают детей... что творится?... Allah-Allah..."

"Allah-Allah", соглашаюсь я и киваю на прощанье: "Hosca kalin"

"Gule gule..."

* * *

Аэропорт имени Ата-тюрка.

Вылет откладывается на час, потом еще на два.

Я сижу на неудобном пластиковом стуле, среди челноков, терпеливо, среди горы полосатых баулов, ждущих объявления на посадку.

Разговор за спиной - две дородные тетки и средних лет мужчина.

"... русским языком ему говорю - ни хрена не понимает. У нас народ все-таки посообразительней - если непонятно, так пытаются разобраться... А эти только долдонят по-своему..."

"А я, знаете - пыталась на Лалели спросить полицейского как на базар пройти - так он второго позвал, третьего, только четвертый по-русски немного понимал... Давно бы уж пора, сколько лет ездим!"

"Правильно у нас говорят - тупой как турок. Некультурная нация".

на сквоту сейчас Ванесса печет блины - прощальная party, завтра Леха с Морицом тоже уезжают. А потом все рассядутся по матрасам и будут вместе ужинать. Свечки зажгут. Армин прочитает сказку. Когда Эллиот заснет, все станут говорить шепотом, или выберутся на балкончик, курить, болтать...

жаль, книжки нету, почитал бы, что ли...

. . .

объявляют посадку.

сутолока у трапа.

передний салон забит сваленным на сиденья барахлом. У прохода лежит и мой рюкзак, с притороченной лохматой шкурой.

"Поживей, рассаживаемся на свободные!"

Руготня из-за мест.

"Женщина, вы что тут развыступались - хотите, чтобы мы лишний багаж из самолета выбросили? И так уже правила нарушаем, делаем вам любезность!"

. . .

Самолет описывает медленный полукруг, выезжая на полосу, разгоняется, трясясь отдающей в позвоночнике дрожью...

которая резко обрывается

. . .

под наклонившимся крылом - огненные геометрические узоры

потом, наверное, облака, потому что все вдруг исчезает.

и трехчасовое равномерное гудение за облаками, между двух миров.

ни здесь и не там.

Назад на страничку Фотографии