дядя Саша с Алексеем сразу же заходят в дом - "нам тут поговорить..." -
а мы разбредаемся по ферме, разглядывая ковбойские декорации...
наконец, хозяева выходят наружу -
и я с подозрением рассматриваю их - ведь у алтайцев, как и у остальных коренных сибиряков, нет устойчивости к алкоголю - а ковбойское кино это, конечно, хорошо, но вот пьяные индейцы - лишнее...
но вроде все в порядке - человек-гора движется уверенно - и, посмеиваясь, начинает командовать -
"ну, и чего вы тут расселись? так и с голоду помереть можно! давайте-ка, кто тут самый молодой? Никита? давай Никита, ничего, подрастешь еще - бери себе кого-нибудь в помощь - и быстренько за водой! вон котел берите, заварка на столе - сейчас мясо принесу..."
мы разводим огонь в очаге из гнутых железных труб...
пока закипает вода, резко становится холодно, раньше, чем в болотах - ну да, мы же выше...
"вы спать-то в фургоне ложитесь, все теплей будет, чем на земле", говорит стеснительно молчавший до этого Алексей - а тут вдруг улыбнувшийся, блеснув золотым зубом - от чего лицо его совершенно меняется... "кого-нибудь одного в доме положим, больше не влезет"
"из девчонок кого - или вон, Никиту! Он молодой, его беречь надо!", смеется дядя Саша.
а ведь они совсем не похожи на братьев, думаю я... один - громкий, уверенный в себе, ехидный и добродушный гигант, другой - невысокий, жилистый и молчаливый... да и на алтайца не похож... интересно... котел закипает. Мы вытаскиваем сухари и сгущенку из кайтанакских запасов, садимся за длинный дощатый стол под толстым кедром - и разливаем чай... |
хочется как-то разговорить наших хозяев - обычно это удается легко, а сейчас, почему-то, я чувствую - неудобство.
"Так... кхм.. чо, дядь Саш", говорю я отрывистым "алтайским" манером, перенятым из разговоров с сыколдаевскими парнями. "А ферма-то чья будет? Твоя или хозяйская?"
тот смотрит на меня удивленно, и даже с подозрением, пожалуй - и коротко кивает - "Моя"
какое-то время мы обсуждаем проблемы животноводства ("Сколько у вас овец-то будет?" - "Хм, слышь, Леха - сколько у нас овец? Ты считал?" - "508!", растопырив для убедительности все пальцы рук и, кажется, потешаясь) - потом, наконец, я перестаю говорить "по-алтайски" - и все становится проще...
* * *
"...туристы, говоришь, поприезжают? Деньги потекут? - А кто на этих туристов работать будет? Мы? Так у нас в Огневке одна пьянь, они ж маму родную пропьют! За то, что я непьющий да работящий, меня же и не любят! А как что - так ко мне! Вон, надо было нам в Горный по делам - нашел одного, говорю: побудь на ферме четыре дня, тысячу рублей дам! тут у нас за полторы тыщи люди месяц работают... А возвращаюсь - он в Кайтанаке, пьяный, на моей лошади - говорит, прости - пастухи пришли, я им овцу на водку сменял! Еле вон Алексея удержал, чтоб тот ему башку не снес - а ему нельзя - хватит уж по тюрьмам-то..."
"А чего - приходилось?", говорю я в полголоса, оглянувшись - нет, не слышит, сидит один, в стороне, угли в очаге шебуршит задумчиво. "У него по лицу что-то такое заметно..."
"Да с 72-го года, считай все время! Выйдет - и назад! При том, что мужик-то золотой, умный - знаешь, как читать любит! Я ему газеты привожу - по-нескольку раз перечитывает! И книги. Только нету у нас книг-то... А в детстве как вечер - так он сразу за книжку... Но характер вспыльчивый - если кто заденет - беда..."
"А мне показалось - он спокойный..."
"А он и есть - спокойный. С хорошими людьми. А у нас ведь как начнется - особенно по пьяни... Последний раз Леха сам поднялся уйти от греха - так его в спину ножом! Он обернулся, схватил топор - и того по плечу - ничего серьезного, по кости - так Леха-то потом в больницу попал, и его же виноватым сделали, потому что - рецидивист! И в тюрьму. Тот-то, другой, проспался и сам к ментам пришел - говорит, претензий не имею - а все равно посадили, семь лет - только в мае вернулся... сейчас вот у меня живет, когда не здесь. А здесь ему хорошо, спокойно... пока к свободе не привыкнет... Эй, Никита! Никита! Ты чего там копаешься, иди к столу быстрей - тебе кушать хорошо надо! Они ж тебе, черти, ничего не оставят! От черти... молодого обижают!"
. . .
давно стемнело, и допит чай - и съедена вкуснейшая оленина с картошкой, приготовленная Демусом - и даже "самому молодому" досталось. мы сидим и разговариваем - но приходится почти кричать, потому что для освещения хозяева включили гулко тарахтящий на всю долину электрогенератор - очень надоевший - и грохот стучит по ушам - а лица сидящих разделяются электрическими светом и тенью на две нелепо искаженные половинки - но, похоже, это в нашу честь, и попросить выключить не хватает духу... в конце концов, я замолкаю, устав пытаться вычленять слова из грохота... отхожу к изгороди, где уже стоят Юля с Наташей - и смотрят на то, как причудливо электрические тени нарезали луг со спящими коровами - и на встающую из-за горы луну... |
"ну все, давайте спать - нам вставать рано - да и вам бы неплохо, если на Красную...", говорит дядя Саша - и выключает генератор - после нескольких последних конвульсий чудовище издыхает и в оглушенные ушные раковины врывается целебная тишина.
покопавшись в рюкзаках и достав необходимое, мы по очереди лезем в фургон - я предусмотрительно пропускаю всех вперед, зная о давней своей клаустрофобии, и ложусь крайним -
в фургоне очень тесно, кажется, спать можно только на боку - но терпимо - тем более что после дня ходьбы спать хочется очень, и, положив голову на скомканный свитер, я чувствую, как внутри черепа что-то начинает медленно и приятно шевелиться и уплывать... вглубь? вверх?
"Че - может, дунем?"
покурить, в общем-то, было бы неплохо - под морозным небом, кусочек которого виден за откинутой полостью - для хороших снов - но я подозреваю неладное:
"Э, а может спать лучше?"
"Так мы че - дунем - и спать!"
в руку мне тычется глиняная трубочка...
. . .
конвульсии передаются даже физически, через стиснутые тела. Очаг распространения беды - в центре фургона, где Демус, Альгерд и Рита.
поначалу и я подергиваюсь в спазматических смешках - трудно удержаться, когда толчками в бок бьет волна чистой идиотической радости, но скоро становится невесело...
"Нет, ты скажи - у-га-гы-гы-га - скажи - у-гы-гы - Альгерд - а че этот твой князь Альгерд в Москву-то ходил? На мавзолей что ли посмотреть?"
Ох-у-хы-хы-хы - иииииииии -
"нет, щас Рита скажет!!!!"
"Скажи что-нибудь, Рита!"
"Ну, скажи!"
"А че-го я вам могу рас-сказать?" - мрачно и членораздельно.
"Чего-нибудь!!!!!" - у-хи-хихи-хих!
"Я... сейчас... вам... скажу!", говорит Рита - и тоже заходится смехом, басовитым, напомнившим смех бесноватой, услышанный однажды в Псково-Печерской Лавре.
самое неприятное, что деваться некуда. Какое-то время я размышляю, не уйти ли спать на улицу, выглядываю за брезентовую полость - серебристое, в лунном свете, поблескивание замерзшей травы. Минус семь будет, не меньше...
и, с полчаса где-то, пытаюсь спастись - закрыв глаза и вызвав знакомое блеклое мерцание - представить раздражающие выкрики пляшущей перед закрытыми глазами синусоидой, лишить слова значения, превратив их просто в звуки - потом в линию - прихотливо извивающуюся - на какое-то время это даже затягивает - вон скачущие гигантские валы - демусовы вопли - вот мелко мечется рябь - остренько так хихикает Дина - нет, об этом не думать, просто мечется рябь, и все - а вот -
смысл врывается, разрушая к чертовой матери и синусоиду и подплывавшую было сонливость
нет, надо что-то делать
"Послушайте!", пытаюсь я говорить убедительнее, скрывая злость. "Я очень хочу спать. Думаю, не я один. Кроме того - в пяти метрах от нас, в доме, спят - или пытаются спать - люди, которым завтра очень рано вставать. Я могу попросить вас помолчать?"
"если вам трудно - хотите я вам сказку расскажу, на ночь?", предлагает Юля.
"действительно, может - поспим?" - Халиль.
несколько секунд недоуменной тишины - неужто сработало? ...
... первой начинает биться Рита - потом, с прихохатываниями - Дина, пригогатываниями - Альгерд - и, в конце, радостный Демус вопит:
"Прикиньте - мы вот такие тут вот лежим - а они там вот такие лежат - и спят!!!!"
. . .
длится это очень долго.
- - - - - - - - - - - - - - - - - - -
видео с фермы - usashi.mpg