ну вот, назад, в относительную современность:
на сербской окраине Сараева стою я, сорокалетний и уже несколько обрюзгший – но на обочине дороги, подняв руку, и пытаясь уехать – что, несомненно, указывает на определенную степень инфантилизма;
рядом Юля, куда более симпатичного с точки зрения водителей вида, но она чувствует себя не очень хорошо, и сидит на рюкзаке – кстати, для женщины на втором месяце беременности путешествия автостопом по жарким странам не вполне полезны, как я понимаю сейчас несколько запоздало – и час назад, немного перепугавшись, мы даже звоним по телефону, указанному в медицинской страховке – нам говорят, что ближайший страховочный доктор в черногорской Будве – ну, ладно, мы, в общем, туда и едем (СУБТИТРЫ: все кончилось хорошо, и в процессе жизни никто не пострадал).
ну, а везти нас никто не хочет… полтора часа… я много курю... Ну, должен же кто-нибудь…
кто-нибудь: мужчина в форме немецкой армии, на машине с буковками EUFOR[22] на номерах.
. . .
«So – where you guys are actually from?
“Not really.
“
«На «Фрунзенской»? Так это ж недалеко от меня! А… эээ? А как это?»
«А я из ГДР. Это был последний выпуск, когда учились офицеры ГДР. Я даже в Кремле был, на приеме у Горбачева – он мне лично выдал диплом, и медаль за окончание с отличием…»
Удивительно – но мы едем почти до черногорской границы с офицером EUFOR, и говорим по-русски. Его зовут Гюнтер и, благодаря знанию русского, его послали миротворить в Югославию. Потом в KFOR, в Косово… И, в общем-то, он рассказал много интересного про войну и так далее, но мне эта тема как-то уже слегка поднадоела, и пересказывать я не буду, ладно?
. . .
дорога на Фочу вначале идет по горной долине среди сербских деревень, в которых иногда мелькают все же свежевосстановленные мечети («на деньги Европейского Союза», говорит Гюнтер. «Показуха») – потом коричневая, песчаная степь, и неожиданный кусок Федерации, километров в десять[23] – потом, снова кириллица…
дальше – дорога поднимается высоко в безлюдные на много километров горы. Мы едем медленно, притормаживая перед каждым поворотом…
на окраине Фочи Гюнтер оставляет нас и сворачивает на
Горажде, на базу EUFOR. До Черногории осталось
* * *
Фоча.
(по крайне мере тут, на окраине) – место унылое и заброшенное. Дорога, где мы стоим, находится выше крайних домов города – верней, бараков, с крышами, крытыми драным толем, с заваленными ржавым хламом дворами. С одного из таких дворов, задрав головы, на нас долго и неподвижно смотрят чумазые мальчишки…
… теперь это белый джип, из дорогих и надежных, и ездят на нем, судя по исцарапанным бортам, не только по асфальту. Внутри два молодца, пронзительно чернобровых, черноволосых, загорелых, в светлых шортах и немного даже такого пляжного вида.
“You? Come?”
“Somewhere in Montenegro direction!”, говорю я - и, спохватившись: “Куда било у правцу Црноj Гори?»
«У Црну Гору? Е, може, може! Jесте ли Руси?»
. . .
один болтун, один молчун. Молчун (Радо) улыбается; болтун (Зоран) трещит без умолку, иногда вставляя русские слова. Про то, что Путин маладец, а руске девоjке очень красивие. И что джип у них супер и брзи прямо как руски тенк. И еще: «Ja знаjу Пушкина!»
«Это - в смысле? что знаешь-то?»
«Черногорцы, что такое? Бонапарте вопрошал…»
ну, и про хороших русских туристов, которых видеть куда приятней прочих, потому что нежадные и вообще свои – про дружбу, короче...
молчун и болтун оказались братьями, и владели туристическим предприятием на севере Черногории: сплав по реке Пива, прогулки на джипах по горам и прочие увеселения. Проявили они и недолгий коммерческий интерес к нам, рассказав, о том, как замечательно можно провести у них время, и совсем недорого, а вон посмотрите, брошюрка-с! но, к чести их - уяснив, что корыстного интересу мы не представляем, продолжили хохотать и болтать за бесплатно…
вполне такие дружелюбные, значит, парни, лихие, такие – на узкой горной дороги Зоро разгонял джип до безбашенных скоростей, придурошно виляя по ходу и вопя, что ихнему русскому танку асфальт только досада
а когда я спросил «А чего это тут никто не живет, в этих местах – деревень нету?» – объяснили:
«Овде су муслимани живели, знаш… Али Срби овде све добро почистили!» - Да тут раньше мусульмане жили…Но сербы хорошо все почистили!
Почистили, значит. А раньше тут, получается, было грязно.
* * *
Черногория.
«Маjку вашу балиjску jебем, турци![24]» - показывая рукой на стоящий у дороги джип пограничной службы и хлопнув для убедительности по борту, говорит Зоро. «Мусульмане. Границу тут мусульмане держат[25]».
те, вроде, ничего не замечают и машут рукой: проезжай, проезжай…
. . .
Republika Crna Gora.
вышедший, не торопясь, навстречу черногорский пограничник-толстяк оказывается братьям кумом, и они сначала стоят, покуривая, обсуждают родственное – а потом садятся за стоящим прямо за пограничной будкой столиком, отметить возвращение на родину и воссоединение с кумом бутылкой сливовицы…
а мы идем в кафе и заказываем себе по омлету, удивительно, после Боснии, дорогому... В кафе висит флаг – двуглавый орел на красном. Портрет президента. В углу бормочет телевизор: в Черногории топло и сунчано, температура воздуха на побережье достигает сорока градусов.
. . .
через час, снова: ночь, скорость, узкая дорога, горы. Пивское озеро где-то внизу.
Напившийся сливовицы Зоро выкидывает совсем уж дикие штучки – вихляет на скорости джипом из стороны в сторону, идет на таран на скалу на повороте, в последний момент выруливая – и, видя наш испуг, снисходительно посмеивается: «э, да я на этой дороге каждую колдоебину знаю!» …
огоньки маленького городка Плужине…
* * *
Plužine.
«Ну, давайте. Поздрав маjке Русиjе – ми, црногорци, смо такав народ: кога волимо, тога волимо!!![26]»
Большое спасибо. Все передадим.
. . .
Первый черногорский город отличается некоторой, э, легкомысленностью – в окруживших озеро трех-пятиэтажках ярко горят огни; синеватая подсветка заливает здания; из невидимых кафе и просто открытых окон грохочет музыка; слышны громкие мужские голоса и взрывы женского смеха. С балкона дома склонилась женская фигурка: кажется, ей нехорошо.
постояв-посмотрев-сходив на заправку набрать в бутылку воды - мы проходим с километр по огибающей город дороге, карабкаемся в гору – и находим почти ровную площадку меж густо разросшихся по склону деревьев –
каштанов, как выяснилось – разбросавших повсюду колючие шарики, спрятавшиеся в листве и протыкающие спальник, стоит повернуться на другой бок…
за лесом желтеют окна дома. По дороге проезжает машина, хлестанув нас белым светом, мгновенно пересчитавшим черные силуэты деревьев; потом еще она… Тишина… Взрыв хохота идущей по шоссе внизу парочки.
собрав ветки, я пытаюсь сварить чаю – но разгоревшийся огонь идет вглубь, по листве, и мне приходится вылить почти всю бутылку, чтобы сухой как порох лес не загорелся…
а, черт – надо спать.
* * *
Plužine – Nikšić – Podgorica – Sutomore
… спустившись вниз, я сразу же понял, что сегодня мы уедем легко и быстро: обочина хорошая, машин не много не мало, самый раз…
и, не разобравшись, случайно остановил белый микроавтобус, оказавшийся маршруткой до Никшича – ну, ладно, значит, так. В маршрутке было тесно, душно и полно унылого вида теток, и я с раздражением думал о оставленном более удобном и интересном способе передвижения. Правда, за окном было хорошо.
горная, серединная Черногория – кажется, тут почти ничего не менялось последние лет двести. Среди довольно скудных лугов и высоких каменистых гор паслись овечьи стада, надзираемые отрешенного вида пастухами. Деревни были пыльными, запущенными и тоже такими, умиротворенными – наверное, в домах в стеклянной тишине жужжали мухи. Даже обычные для Черногории горы мусора пока не кидались в глаза.
Никшич (где мы сели на автобус до Подгорицы, окончательно поверив, что теперь вот - так) тоже ничем не огорчил взгляда, в другое время я бы с удовольствием там полазил…
Подгорица: унылая советско-капиталистическая тоска с недо-небоскребами;
электричка до Сутоморя.
* * *
Sutomore.
а ведь рассказывали же нам, что где-то у албанской границы громадные песчаные пляжи, речки с питьевой водой и острова! А мы поперлись в знакомое Сутоморе…
наверное, от усталости. Хотелось уже пожить спокойно несколько дней на море, и лень было бегать с рюкзаками и искать место. Еще одной ошибкой было то, что до нашего старого места мы решили не идти, больно далеко – а полезли в гору, на разведку – и, действительно, разыскали в пяти минутах подъема ровную площадку, спрятанную среди кустов так ловко, что ниоткуда не видать, и дров было нормально; короче, все б хорошо
но наутро стало понятно, что тени, достаточной, чтобы защитить нас на этом склоне – гигантской сковородке, мощно поджариваемой небесными чертями – местные невысокие кустарники не дают. Купание тоже не спасало: на пляже было скучно, а, если быстро окунуться и подняться вновь по каменистой тропинке, подлезая в нескольких местах под колючие кусты – то назад в лагерь приходишь ровно в таком же изгвазданном жарой виде, в каком он был покинут; в общем, несколько наших последних дней оказались непростыми. А ночью – ночью начиналось самое интересное: как только садилось солнце, появлялись комары, какой-то особо паскудной разновидности – от которых, наверное, можно было бы спрятаться, закутавшись в спальник, но скоро становилось так жарко и потно, что поневоле приходилось из него высовываться, подставляя лицо и плечи сотням садистских мучительных буравчиков…
и мы решили что пора домой. От наземного пути, который я планировал поначалу, через Сербию, с заездом в куда-занесет – потом побыстрей через равно идиотские Румынию или Венгрию – пришлось отказаться, потому что Юля чувствовала себя от жары нехорошо. Поэтому, я засел в сутоморском интернет-кафе, среди галдящих подростков, хреначащихся в компьютерные стрелялки, искать горящие авиабилеты из Черногории… и даже разыскал, но только через пять дней
пять дней Сутоморя. Вот здорово.
(кстати, почему мы просто не перебрались подальше, на наше старое место у скалы, где была какая-никакая тень – я никакими разумными причинами объяснить не могу. Кроме вызванной солнцем атрофии воли).
* * *
В общем, плохое у меня было настроение…
и вообще - за этот месяц Балканы и балканоиды мне сильно надоели. С их тысячью и одной причинами, почему необходимо кого-нибудь зарезать. С их религиями, с главной заповедью «Убий!». С наивным зверством. С этим «добро смо почистили». С завистливой жадностью, из-за долгой жизни в достатке и пятнадцатилетней мучительной от него отвычки… Пожалуй, вот как: идите-ка на хуй, обаятельные убийцы…
такое вот бубнило у меня в голове, и я даже бормотал себе это под нос, вполголоса –
но потом отпускало, и вновь какой-нибудь отблеск заката на потемневшей адриатической лазури отзывался восторженным покоем, или вот волны, вечером, когда на берегу никого – шшшшшшш – сшкрясь! шшшшшшш – сшкрясь! – или эти старинные города, стали мы кататься по побережью смотреть города…
в ночь перед отлетом мы перебрались ночевать ближе к аэропорту, на гору, через дорогу от посадочной полосы.
* * *
автоматические стеклянные двери, чуть помедлив перед занесенной ногой, расползаются в стороны – и мы входим в прохладный кондиционированный аэропорт. Перед стойками регистрации длинные очереди: кажется, все русские.
… я кидаю исцарапанный, пыльный рюкзак на ленту транспортера…
… «До виђења!» - и протягиваю руку за паспортом…
на стене за пограничной стойкой нарисована неестественно улыбающаяся девушка в форме стюардессы, и написано по-русски: «Летайте туда, где вас любят!»
в общем, все. Разве
что вот, маленький довесочек: