скачать весь текст
Захожу я сегодня домой, и вижу приехавшего из Питера Голованова, с мрачным выражением лица, и телефонной трубкой, прижатой плечом к уху.
«Слушай, а ты не знаешь в Москве такого места, склада какого-нибудь что ли, или конторы, где я мог бы посидеть спокойно несколько дней, и музыку на гитарке записать?... Да?... Вот Шараев пришел, хочешь с ним поговорить?... А, ну ладно… В-общем, я тебе минут через двадцать перезвоню… Ага, давай»
Пока я раздевался в прихожей, разговор был завершен. Я спросил, кто звонил (Гоша), мы поговорили о чем-то несущественном (но я чувствовал какую-то нависшую странность, ладно, бывает, зимние перепады настроения), а потом он сказал:
«Есть такая вот плохая новость – Слава Сухарев разбился на машине»
«Как, опять машину разгрохал? А сам как, все нормально?» (чувствуя уже неладное, но пытаясь изо всех сил отменить отвратительную, ненужную новость, и не пустить ее в свою жизнь обыденностью тона»
«И сам разбился»
«То есть как – совсем?»
«Совсем, насмерть».
Я что-то пробормотал там такое (но кажется все-таки, не «какой ужас»), потом понадеялся что это пущенный кем-то слух (но нет, «похороны в пятницу»). Разозлился на полную нелепость и бессмысленность всего, что бы я ни сказал. И попросил Голованова помочь нарезать лук (я – морковку) к готовящейся чечевице.
* * * * * *
Слава Сухарев вовсе не был моим близким другом. Но он был другом некоторых моих друзей, и поэтому я часто с ним где-нибудь сталкивался. А потом и познакомился.
* * * * * *
Впервые я встречаю его на чешском Рэйнбоу 1996 года; мы сидим с Вероник около центрального круга, и разговариваем с каким-то русским тусарем. Все это было так давно что подробностей я помню мало, остались лишь какие-то будто фотовспышкой выхваченные картинки – чисто выбритое (тогда) лицо, сияющие безумным и радостным (по всему судя, кислотным) блеском глаза; на заднем плане разноязыкий (в основном, коверканный английский) гомон, и сбивчивый ликующий рассказ (по-английски, для Вероник) про какой-то лес, какое-то место, куда он пошел и увидел такое… чудо… это было так прекрасно… Захлебывающиеся всхлипы простодушного восторга. Вероник посмотрела на него с легким недоумением и спросила что-то иронично-обламывающее.
Больше такого ангельского Сухарева я никогда в жизни не видел. Да и не знал я тогда, что это Сухарев.
* * * * * *
После, я знал Славу понаслышке, как и многих других смутных знакомцев из питерской тусовки, иногда воплотившихся в реальных людей, а иногда и нет. Но окончательно это имя обрело черты лица, голос, спутанные волосы и окладистую бороду через год, когда я зашел к Кате Балуевой и столкнулся с ним в прихожей. Лохматый взгляд исподлобья.
* * * * * *
Поначалу-то он мне вообще не понравился, Сухарев-то. Ну что за злобная рожа. Да и героические истории о сухаревских подвигах настораживали, какой то в них чудился подвох, что ли. Но потом я почувствовал в нем что-то притягательное. Ведь трудно не оценить красоту сильного, уверенного в себе человека, жадного до жизни и ее не боящегося. Редкость среди малахольных, в общем-то, питерских музыкантов.
Мне кажется, к людям вообще может быть только одна претензия по жизни – чтобы они были красивыми (во многих смыслах), и с этим у него был полный порядок. В конце концов, мало ведь кому удается обрасти самыми настоящими легендами?
Так значит, легенды:
* * * * * *
Более близко я познакомился со Славой благодаря Олегу Лисову, с которым мы несколько месяцев снимали дом в Ольгино. В первый же вечер, чтобы разъяснить что к чему живущей на втором этаже хозяйке, мы зовем кучу гостей, в том числе Славу с волынкой, и он играет на ней (волынка в доме – ревущее бедствие) до часу ночи. Наутро хозяйка приносит банку варенья.
* * * * * *
В другой раз мы с Олегом опаздываем на последнюю маршрутку в Ольгино, и не знаем куда идти ночевать. «Пошли к Славе, Слава старый тусарь, он врубается», говорит Олег, и мы едем к Славе. По дороге мы встречаем его неподалеку от дома, и он рассказывает что только что дал в морды каким-то козлам у метро, которые докопались к нему из-за бороды. Попав к Славе домой, я очень удивляюсь, настолько это не вяжется с тем, что я знаю про Славу – везде ковры, стенки, хрустали и прочие побрякушки, телевизор, на полке фотография Славы с детьми, и жена Ольга, немногословная и тихая женщина средних лет. Кухонька, домашний уютный суп.
Поболтав пару часов на кухне, мы идем спать в гостиную, ложимся на полу, но желание спать почему-то проходит и мы начинаем разговаривать, видимо мешая спать Ольге и детям. Она встает и, без единого укоризненного слова, открывает дверь из спальни в гостиную, разрушая чувство отдельности. Мы замолкаем, а я уважаю Ольгу.
Утром Ольга будит нас и кормит завтраком.
* * * * * *
В другой раз, Олег и Слава играют в Хельсинки. Славе резко приходит в голову что сейчас надо ехать в Норвегию и записывать альбом. У Олега нет дарабуки (барабана), и Слава решает за несколько часов съездить за ней в Питер и назад. Для этого он рано звонит в Ольгино и просит меня очень быстро отвезти дарабуку в город, Ольге, чтобы он успел. Я соглашаюсь, он говорит: «Ты реальный чувак». Я понимаю, что это серьезная похвала.
Потом Олег все равно динамит Славу, но это не важно.
* * * * * *
Следующий раз я встречаю Славу уже во Франции, на фестивале традиционной музыки в Сан-Шартье. Он приезжают на автобусе, забитом инструментами и людьми – Слава, скрипачка Welladay Катя, флейтист и лютнист Игорь, норвежец-волынщик Кристиан, какой-то англичанин, кажется клоун, симпатичный тип, которого не помню как зовут, пусть будет Томас, и двое норвежцев – сорокалетний Райдер, здоровенный верзила с покрытым красноватыми алкоголическими пятнами лицом и подозрительно сладковатыми манерами, и коротышка Эрик, водитель, тормознутый, застенчивый и заикающийся, но по всему видно, добродушный. Слишком много для микроавтобуса, и все они бледно-землистые от усталости. Но через пару часов они идут играть на забитую гуляющими и танцующими, гудящую от музыки с деревянных помостов площадь, собирают огромную толпу, к ним присоединяются еще несколько волынщиков, скрипачей и так далее (и парочка неизбежных бестолковых хиппи с джамбеями), бородатый марионеточник в средневековой одежке выводит своих пляшущих кукол, все это время они играют одну бесконечную тему, что-то величественное-ренессансное, но с таким драйвом что рокеры отдыхают.
Когда мы возвращаемся в лагерь (здоровенный бесплатный кемпинг, на коровьем поле за речкой от городка), игорева лютня забрызгана кровью – он разбил себе о струны пальцы, но остановиться не мог.
* * * * * *
Норвежцы собираются на машине в город, за покупками и пивом. Недавно Слава купил себе новый газовый примус, с двумя конфорками, удобный, но к нему нет запасных баллончиков, и Эрику с Райдером наказано их привезти (костры тут запрещены и варить рис, которого в автобусе целый мешок, не на чем). К вечеру ближе норвеги возвращаются пьяноватые и довольные, но привезенные ими баллончики к примусу не подходят. Слава в ярости. Назидательный палец почти касается норвежских носов:
«Every grown up person should be able to find the right kind of gas container in the shop! If the grown up person, after wasting half of the whole fucking day in the town, hanging around the pubs, with a lots of time for any kind of shopping, is not able to find the proper gas container, it means that person is nothing but fucking useless nut!” [1]
Ответное невнятное поскуливанье норвегов.
«Эй, Эрик! You were asking me what does it mean – «жопа дело»? What you have done today, that is a good sample of «жопа дело»! Это просто КАРАУЛ! Now, repeat after me, Eric: «Ка-ра-ул!» [2]
«Cara-ool», лепечет Эрик. Потом, спохватываясь: «But, you know, Slava, it wasn`t really evident…» [3]
“Now shut up, Eric, do not make the whole thing worse… Now, I want two of you to come back to the town, and change back them fucking containers! NO! Do not interrupt me! You want to ask why? Well, you see there are many people here, all of them my old friends, and because of you being that kind of hopeless imbeciles, they will stay hungry tonight, IF you will not find the containers! You should learn responsibility, my friends! Is it clear?”[4]
Слава-шоу происходит прямо у нас на глазах, возле растянутого между двумя машинами брезентового тента, под которым мы сидим, и ясное дело угораем со смеху, хотя мне все же слегка не по себе. Больно уж армию напоминает. Слава возвращается к нам.
«Че-то ты Слава их совсем загнобил», говорю я.
«Ничего, пусть поучаться ушлости!» Слава широко улыбается. «А то совсем тормозят последнее время».
Варяги отвязывают край тента, садятся в машину и уезжают. А я думаю, что наверное со Славой не так-то просто путешествовать.
* * * * * *
На следующий день мы идем со Славой к замку в центре Сан-Шартье. Сегодня там какой-то хороший концерт, а все что внутри замковых стен – стоит денег. По дороге, обходя крепостную стену (по большей части замененную уже изгородью) в поисках доступного места, базарим за жизнь. Я говорю, что по Европе круто путешествовать на автобусе, никакого стопа не надо, удобно, ночуешь где поспокойней и покрасивей, и все такое. А вот если бы можно было так по России, путешествовать из города в город, сейшенить на бензин по дороге, кайф. У нас-то места и расклады поинтересней бывают. «Так я этого и хочу», говорит Слава. И добавляет вдруг:
«А че, у тебя классный вруб! Хочешь, будет нашим менеджером, когда в Россию приедешь? Ты во всяких компьютерах разбираешься, язык у тебя нормально подвешен – давай!»
«Мне когда-то Тарас уже предлагал, менеджером «Зеленых рукавов». А я себе представил – конкретный ад, типа я запарюсь немало, со всеми там договорюсь, а тут, скажем, Олег. И он спит. Поднимать нельзя, а то священность нарушится. Чистота момента не настанет. Не-е, думаю, лучше я к ним в гости ходить буду. Я как-то с друзьями пытаюсь серьезных дел не иметь»
«Ну, смотри. Хотя может ты и прав. Я когда-то шабашил, дома строил, один раз набрал бригаду из старых друзей, потом пришлось со многими рассориться. Даешь человеку инструмент, а он его ломает. Приходится морду бить»
(«Ничего себе», подумал я).
Тут разговор прервался, потому что мы опять вышли к главному входу, прямо около касс, и я вдруг увидел что, встав на каменный столбик возле шлагбаума, перекинутого через узкую улицу и закрывающего движение на время фестиваля, можно запросто перемахнуть через стену, прямо за спиной у стоящих подле охранников. Что я и сделал, с ненужной наверное внезапностью, успев только сказать Славе «Сюда!», и, поставив уже ногу для упора, увидел как замедленные охранники повернулись к нам и округлили глаза. Так что Слава не успел перескочить за мной, а я приземлился на противоположной стороне, слегка ободрав ногу, и в аккурат возле замкового полицейского поста. Жандармы, стоящие спиной к этому месту, по непонятной причине меня не заметили.
* * * * * *
Следующие несколько дней продолжается вялотекущее вздрючиванье викингов, Кристиан с Томасом появляются редко (и Томас безошибочно имитирует славины «жопа делы» и «караулы»), Слава варит рис, все играют музыку, или просто сидят под тентом и базарят, или переходят речку в городок, где на улицах творится куча всего, вечерами тысячи людей танцуют около деревянных помостов с сотнями музыкантов, а потом уже совсем ночью толпа редеет, но оставшиеся очень пьяны, и даже иногда вспыхивают пьяные драки, редкость для Франции, но тут много ирландцев и англичан – фестиваль знаменитый.
* * * * * *
Потом мы уехали домой, в Нант, а Слава отправился в Испанию. Но уехал недалеко, потому что уже через несколько дней вся их команда оказалась опять в Нанте, опять очень усталые и очень немытые, а старый и ржавый и очень надежно выглядевший, округлый их «Форд», купленный за месяц до того в Норвегии, остался в безнадежно бедовом состоянии на обочине какой-то дороги возле Бордо. Приехали они уже на купленном на все заработанные в пути деньги «Рено», помоложе «Форда», но тоже в возрасте, чтобы его зарегистрировать и застраховать.
* * * * * *
Через неделю мы уезжаем в Бретань, на фестиваль, и еще – к морским скалам, оставив Славу в Нанте. Когда мы возвращаемся, он опять на пути в Испанию.
* * * * * *
Вскоре после этого мы с Аликом и Бабаджаном уезжаем на Балканы и, позвонив по дороге в Нант, узнаем что Слава с Катей опять вернулись, на этот раз вдвоем.
Где-то около все того же злосчастного Бордо начались разборки между Славой и норвежцами, Слава ударил Эрика, Эрик с Райдером уехали, и Слава, Игорь и Катя остались в машине, которую никто из них не умел водить. Им пришлось ехать стопом в город и звонить в Нант, прося выслать хоть какого завалящего водителя, но все были в отъезде, и несколько дней они проводят в Бордо, ночуя в пригородном лесу. Игорь уезжает стопом непонятно куда.
* * * * * *
Дальнейшее мне известно со слов оставшихся в Нанте.
В конце концов водитель нашелся – нантская студентка Саша, бойкая, простецкая и любвеобильная девица из Симферополя. Она и отвезла их до Нанта (всю дорогу Слава с умилением смотрел на нее и говорил: «Ну надо же… ну вообще… такая маленькая и все умеет!»).
Итак, жопа-дело. Слава слоняется по квартире, лежит на диване и читает невесть откуда взявшегося среди небогатого выбора русских книжек Островского, «Лес». И вдруг, просветлевший Слава вскакивает с дивана и кричит: «Ух ты! Так это про меня! Ну вообще, слышьте, это ж все про меня написано! А-фи-генная книга! Давайте поставим Островского на нантских улицах!». Еще они ходят сейшенить на Буффэ, нантскую пешеходку, Слава, Катя, Митя и Костя, волынка, две скрипки и контрабас.
«Ух ты, у нас обалденный групешник срастается! Поехали вместе в Испанию!»
«А кто машину поведет?»
«Да ничего! Я сейчас научусь!» И пристает к Сашке, чтобы она поучила его водить машину. Через два дня:
«Ну все, я готов! Поехали!»
Катя нервно говорит, что в машину вместе с ним не сядет.
«Да ладно, пойдем вокруг дома покатаемся! Увидишь, я все уже умею!» они забирают со сквота Митю, катаются с десяток минут, потом Митя тоже говорит: «Не, Слава, не, как-то не очень. Нет, давай лучше кто-нибудь другой машину поведет»
Несколько дней Слава гипнотизирует Сашку, и в конце концов она соглашается.
* * * * * *
Но вначале – затмение. То самое, знаменитое, 1999 года. Все бегают по квартире с закопченными согласно инструкции стеклышками (мы в это время коптим на костре свои, на хорватском острове Крк), смотреть на исчезающее солнце, а Слава играет на волынке что-то бодрое, галисийское, очень красивое и подходящее (самое удивительное в этом затмении для меня было не исчезновение солнца, а то как страшно за минуту за того умолкли все птицы. Даже дебелые немецкие туристы заткнулись. И еще стало холодно).
* * * * * *
И они уезжают на несколько дней в Испанию, в Сан-Себастьян (наверное, проехав заколдованное Бордо, они вздохнули с облегчением).
* * * * * *
По дороге Слава немножко учится водить.
* * * * * *
И, вернувшись в Нант, с недельным опытом вождения, без прав, ведет машину через всю Францию и Германию, по скоростным автобанам до балтийского парома Росток-Петербург. До меня до сих пор загадка, как это он уговорил Катю.
* * * * * *
Следующий раз я увидел Славу через год. Незадолго до того я приехал на пару недель в Нант, из Севенн, и погрузился в керуаковский перевод. Как всегда, наверное, бывает у переводчиков, реальная жизнь стала казаться вялотекущим действием, параллельным тому которое в книжке, поэтому к разговорам я особо не стремился. Слава, уставший от дорожной гонки (очередной загон Норвегия-Нант дня за три, что ли) по-моему, тоже. Помню только, что он сказал увидев мой свежебритый череп:
«О, ну ты вообще, прямо ринпоче какой-то», ухмыляясь в широкую бороду.
Потом мы с Катей стали говорить про книгу, начало которой она читала в Интернете и ей понравилось. Слава сказал:
«А по-моему, этот Керуак лажа. Идеологическая провокация!»
«Ну, ничего бывает… Это ты «На дороге» читал, наверное. «На дороге» – лажа. Хочешь эту вот почитать?» кивая на распечатку первой части.
Слава с серьезным видом уселся в кресло, и минут на десять погрузился в текст.
«Ну я ж говорю, идеологическая провокация! Льющая воду на мельницу наших врагов! Надо разобраться, на кого работает этот парень! Зачем отвлекает нашу молодежь! Хуярить надо! Землю грызть! А это что? Вот у вас тут книжка путевая была, Островского…»
«Ну ладно, ладно…»
И Слава мрачно погрузился в другую книжку. А через несколько дней умчался в очередное сумасшедшее (можно ли сказать, керуаковское?) путешествие.
Пробыл он в Нанте пару дней, и больше я его уже не видел.
* * * * * *
Некоторые Славу не любили. «А чего у него рожа все время кирпичом…» Рожа часто была кирпичом, действительно. Но, как обычно бывает с такими людьми, иногда он впадал в состояния совершенно восторженные, начинал взахлеб что-то рассказывать, и лицо его преображалось совершенно, особой привлекательностью чистой радости. Всплеском радости, всплеском ярости. Сжатые зубы и терпение. И смеющиеся морщинки возле глаз. Хуярить надо. Вцепиться в жизнь обеими руками, в ее тяготы и ее радостное безумие. Без всяких самокопаний, утонченностей, скучного богемного цинизма и скучных богемных восторгов. Но – «средневековая» рубаха, прямая осанка, волынка надежно прижата рукой (желательно, на краю утеса над бушующем морем, но на крайняк и угол возле супермаркета сойдет). Реальный средневековый чувак.
И если бы мы путешествовали вместе, я думаю, скоро поругались бы.
* * * * * *
Несколько раз, уже после возвращения в Россию, я спрашивал общих друзей как там Сухарев, и мне говорили что у него неприятности, нелады с группой, денег не хватает, что-то там такое еще, и Слава «хуярит» – ездит в Хельсинки играть по 10 часов подряд, почти не спит, нарезает сотни километров за рулем. Несколько месяцев назад он уже разбил машину, заснув за рулем и врезавшись в дерево.
* * * * * *
Больше я его не видел, но за неделю до его гибели говорил с ним по телефону.
Ко мне в Москву приехал живущий уже два года в Турции Олег Лисов, со своей подругой Невин. Несколько месяцев они прожили без денег в нелегком зимнем Питере, и когда наконец смогли достать денег на дорогу домой, виза у Невин была уже просрочена на два месяца. В аэропорту ее задержали, и послали разбираться. Олег улетел в Турцию, чтобы достать денег ей на второй билет, и разгребать эту историю пришлось мне (бесконечные походы в разные ОВИРы, трясущаяся от скрытой истерики Невин, испуганная турчанка заброшенная в непонятную Россию, где люди «такие холодные»). Когда стало понятно, что без крупной взятки ничего не получится и нас вечно будут гонять из кабинета в кабинет, или пытаться послать в Питер, откуда ее приглашали, но где ей на самом деле никто не сможет помочь, мы стали разрабатывать планы героических переходов азербайджанской границы, и Невин вдруг сказала:
«Слава! Слава собирался ехать на машине в Стамбул. Все очень просто – я поеду со Славой!»
Я попытался объяснить что идея ехать две тысячи километров в машине русской зимой, когда не поспишь на улице, через Азербайджан и Армению, это полный бред, но потом подумал что это может быть вполне в духе Славы (почему бы не добавить к списку легенд еще одну?), и позвонил в Питер.
«Здорово, Слава! Как делишки?»
«Да ничего»
«Слава, мы вот тут недавно вспоминали это твое «жопа-дело», а оно взяло и само к нам пришло. У меня к тебе есть безумное дело»
«Ну чего еще от тебя ожидать»
И я объясняю.
«Это может реально помочь? А украинскую границу лесом пройти?»
Опять объясняю.
«Так, слушай, мне надо пятнадцать минут чтобы все обдумать, потом я тебе перезвоню. Все, давай», отбой.
Огонек, нет, пожар надежды в глазах у Невин. Магический Слава все устроит.
Звонок – «Я все обдумал – ехать в Турцию сейчас мне будет трудно. Но я готов, если Невин придется ехать в Питер, ходить с ней тут по ОВИРам. С удовольствием»
«Ну, это ты преувеличиваешь, насчет удовольствия»
«Да нет. Вот в Турцию сейчас – это без удовольствия. Но если выхода не будет, процентов пятьдесят что поеду. А в ОВИР – нормально, возьму с собой первый том Толстого, и нет проблем».
«Ну ладно, надеюсь, самому удастся справится»
«Если что – звони. И если надо, я могу сейчас сесть на машину и приехать за ней, тем более что у меня в Москве есть дела»
«Спасибо. Я тебе перезвоню»
Так и не перезвонил, потому что удалось обойтись взяткой.
Слава был одним из первых, кто прислал в помощь денег из Питера.
* * * * * *
Слава умер так: видимо, опять заснув за рулем, врезался на полной скорости в мчащуюся ему в лоб фуру. Машина всмятку, мгновенная смерть.
Королева в восхищении…
[1] Каждый взрослый человек должен быть способен отыскать в магазине подходящие газовые баллоны! Если же взрослый человек, полдня занимаясь хуй знает чем в городе, шатаясь по барам и имея при этом кучу времени чтобы купить все необходимое, неспособен эти баллоны отыскать, это означает что этот человек самый настоящий никчемный мудак!»
[2] Ты спрашивал меня, что такое «жопа дело»? Так вот, то что вы сегодня отмочили – это самое настоящее «жопа дело»! Это просто караул! Ну-ка, повторяй за мной, Эрик «Караул!»
[3] Ну ты знаешь Слава, это было не так-то просто…
[4] Заткнись лучше Эрик, и не усложняй дело… Я хочу чтобы теперь вы оба опять поехали в город, и обменяли эти ебаные баллоны! НЕТ! Не надо меня прерывать. Может, вы хотите спросить, почему? Ладно, я объясню – смотрите, тут у нас много людей, наших старых друзей, и из-за того что вы такие никчемные придурки, сегодня вечером они останутся голодными, ЕСЛИ вы не найдете этих баллонов! Пора вам понять что такое ответственность, друзья мои! Вопросы есть?»