У меня осталось несколько страничек корявых записей, которые постоянно и укоризненно попадались мне на глаза - результат бывших некогда попыток все описать. Недавно я настучал их на компьютеришку, по ходу дела чуть приукрашивая вывернувшимися из уголков памяти подробностями. Конечно, между строчек неизбежно затесывается переводимый долгое время Керуак, но у него - лучше.

Дорогу на Сакрамонте нам показал встреченный на улице бомжеватый торчок-итальянец лет сорока, только-только приехавший с опийного дербана под Севильей, и через пять минут знакомства подаривший мне маслянистый катышек опиума, который я из ненужной вежливости взял (Маша поступила умней, и отказалась сразу) и положил в пачку "Драма". Впрочем, ему тоже видимо не понравилось отсутствие должного почтения к подарку, и потом, стрельнув у меня табака на самокрутку, он незаметно вытащил кропаль из пачки и забрал его назад. Когда мы спросили не знает ли он куда мы могли бы заныкаться на ночь, он спросил: "Что вам больше нравится, сквот или пещеры?" Со сквотом все было понятно, опять большой и грязный дом, полный шумных людей, а вот пещеры - это было что-то неизвестное и звучало необычно и привлекательно. И он повел нас, вначале вдоль канала под альгамбрскими стенами, потом маленькими кривыми улочками круто поднимающимися вверх, в гору, мимо домиков, начинающих ближе к вершине горы называться почему-то куэвас (пещеры), и становящихся действительно маленькими и наполовину вмурованными в каменный остов горы. Последняя улочка уже совсем деревенская, на ее предпоследнем изгибе каменная ограда выгибалась маленькой террасой со столиком и скамейкой, обращенными к волнистой дуге окружающих гор. Дальше улица кончилась и началась тропка, ведущая вверх, мимо пещер уже настоящих, но необитаемых - просто дырок в скале, и вышла на горный гребень, с пещерами заселенными. В одну из них цементом была вмазана самая настоящая дверь с замком - видно, что это жилище уже не временное. У входов стоят кресла, сложены очаги (внешние, у входа, плюс к тому в каждой пещере обязательно "камин" с выложенным камнем дымоходом. Население пещер то же что мы уже видели на Пласа Нуэва, только более раздетое и дредастое. Мне здесь уже очень нравится, потому что кругом горы на полгоризонта, свежий ветер и вообще как-то волшебно. К тому же пешком до Альгамбры 20 минут. Мы немного болтаем с какими-то итальянцами, но спешим быстрей назад, забрать из камеры хранения на вокзале вещи и перетащить их сюда. По ходу дела нам говорят, что здесь есть какой-то русский Саша, про которого известно что он "отличный парень" и играет на саксофоне - но сейчас мы оставляем разъяснение этого Саши на потом, скоро темнеет.

И мы поспешили назад. Темнота уже сгустилась, поэтому идем быстро без остановок и пролетаем мимо сверкающих карнавальных сценок гренадской ночной жизни, и я успеваю удивиться, неужели здесь так бодро каждый день (потом узнаю что все таки не совсем, мы попали на время недельной "фиесты"). После неизбежной путаницы и блуждания в потемках на походе к Сакрамонте (Святой Горе - так называется эта гора, говорят когда-то в ее пещерах жили рабы, строившие Альгамбру) мы добираемся до пещер. Вокруг тьмища, в каких-то дальних пещерах виднеются огоньки, а здесь темно и непонятно, сунувшись в ближнюю и кажущуюся нежилой пещерой я оказываюсь очень забористо послан сварливым женским голосом по-английски. "Надо искать Сашу", говорю я и начинаю громко орать "Саша! Саша!" Это не помогает, и мы начинаем искать ровное место чтобы пристроиться на ночь снаружи, и найти себе пещеру утром. По дорожке кто-то идет прямо на нас, что-то расслабленно себе под нос напевая.

"Привет, ты отсюда? Не знаешь где Саша живет?"

"Сашу? Конечно, конечно, я знаю Сашу! Я покажу вам сашину пещеру!" Радостно улыбающееся упыханное негритянское лицо. "Вы сашины друзья?"

"Мы его не знаем, просто мы из России, нам негде ночевать, и нам сказали что тут есть русский"

"Так вы русские? О, конечно, вам надо идти к Саше! Он русский, вы русские, значит вы братья! Саша будет рад, он скажет: спасибо что ты привел моих братьев! Если бы сюда приехали мои братья из Анголы, они жили бы в моей пещере, ели бы мою еду, курили бы мою марихуану. Саша будет очень рад!"

Пока что все складывается неплохо, кажется нам будет где спать, а завтра посмотрим на нашего брата и решим, станем ли мы жить в его пещере, есть его еду и курить его марихуану.

Он заводит нас в одно из неприметных в темноте отверстий в склоне горы, и кричит что-то по-испански. Вокруг вроде какая-то мебель, хрен разберешь. "Кажется, его нет дома", но тут в углу из-за занавески раздается сонное бормотание. Анголец пытается что-то объяснить про "амигос руссос", но я наклонившись над кроватью быстро говорю по-русски "Слышь, ты спи, нам тут переночевать негде, утром поговорим" и, истолковав ответный сонный всхрап как согласие, начинаю расстеливать на полу спальник. Перед сном мы на скорую руку кипятим себе на газовом примусе чай, закусываем печеньем, и засыпаем, подивившись заранее что-то нас ждет утром.

Утром нас ждет удивленный взгляд хозяина, здоровенного громилы лет тридцати с короткой бородкой, дочерна загорелого и похожего на афганского моджахеда, который спрашивает нас по-испански кто мы вообще-то такие. Нашего ночного прихода он естественно не помнит вообще.

На первую русскую фразу моджахедское лицо расплывается в улыбке и мы явно перестаем быть врагами Аллаха: "Ох и не хрена ж себе! Полгода русских не видел. Сейчас, ребята, сделаю чаю, угощу вас. Хлеба вот немного осталось, правда старый, сухой. А хотите мяса?". И он вытаскивает откуда-то из под кровати здоровенную копченую баранью ногу. Сверху она пованивает немного, как мы потом позже узнали, он нашел ее в мусорнике около большого супермаркета "Каса Инглес", где мы потом тоже разок нашли кучу вполне съедобной еды, но если срезать корочку, очень вкусная.

Вначале я немного его сторонюсь, такой от него прет свирепой мощью южно-русской провинции, но уже через несколько минут разговора понимаю, что похоже нам повезло. Саша - реальный браток, и в этом не самом в общем-то спокойном месте Гренады у нас появилась своя, хе-хе, крыша. К тому же я знакомлюсь с одним из самых безумных и привлекательных персонажей, которые мне когда-либо встречались.

Ну а потом много разных историй произошло, и похоже что жил он от одной одинокой девицы, запавшей на русскую первобытность, до другой, так находились и жилье, и еда, и какие-то деньги. Длилось все это семь лет, и вот теперь Гренада, Сакрамонте, небольшая пещера, обмазанная белой известкой, топчан, несколько ковров, стульев, саксофон в углу, на котором он иногда играет у входа в пещеру, несколько книг и закатная панорама гор каждый вечер…

"Мне, ребята, сейчас все эти деньги неинтересны. Ерунда все это, мне здесь спокойно, знаешь, я сижу тут старые книги читаю, Коран, Библию - меня это успокаивает. Все эти хиппаны сакрамонтские, один гашиш в голове. Гашиш этот - самый страшный наркотик, хуже героина, я это совсем недавно понял"

"Да ну хуже героина, это уж ты загоняешься"

"Да нет, серьезно!" Такой певучий южный говор, сразу напоминает мне мою украинскую родню. "Он из тебя все мысли высасывает, ходишь потом такой отмороженный. Нет, правда, ребята, я со всеми этими делами завязал, ни дудок, ни бухла. Книги старинные читать - это мне прикольно". Саша по своему очень красив, здоровенный статный мужик, нос горбинкой, короткая борода на загорелом лице, никаких следов московско-питерской малахольности и двоедушия - чувствуется, что он говорит то что у него на уме, и ссориться мне с ним не хотелось бы, опасно (но никаких причин к тому и не было, редко я встречал настолько душевных людей).

"Я тут с пакистанцами познакомился, они мне про свой Ислам объяснили. Читаю вот Коран, успокаивает" повторил он с нажимом, видимо для него это было важно. "Я тут с ними закорефанился, они мне обещали за пять тысяч песет пакистанский паспорт сделать".

"Пакистанский паспорт-то тебе зачем, какой с него толк?"

"Так у меня ж никакого нет. А будет пакистанский, сделаю резиденцию, и тогда мне полиция не страшна. Могу хоть куда тогда. Хочу вот в Африку уехать, в Марокко, там жизнь правильная, найду себе оазис в пустыне, буду сидеть, книги читать. Есть что? Да народ там с понятием, поможет, если увидят что человек правильный" (Чуть позже: "Или в Россию, буду там плоты по сибирским рекам гонять - кайф!")

"Да я как-то про Марокко другие вещи слышал"

"Да ты че, это все газеты, им завидно как там люди живут, потому что тут в Европе вся их жизнь на деньгах построена, а там у людей денег нет, да только они за ними и не гонятся, живут неторопливо".

"А потом ломятся в Европу за халявой"

В сашину необщительность поверить нам было очень трудно, и не зря: через пару часов, когда остальные пестрые обитатели повылезали из своих пещер, не менее десятка человек заглянули к Саше и принялись бодро балясничать о том-о сем, и уж совсем навряд ли не о "ерунде". И ходить по городу с Сашей оказалось делом неторопливым - на каждые 200-300 метров городских улиц находилась отделявшаяся от угла или скамейки фигура, "Ола, Саш-шаа!", и - мы зависали, иногда минут на двадцать, послушать непонятную испанскую болтовню. Разговаривал по большей части Саша, видимо пересказывая последние сакрамонтские новости. Через пару дней нас тоже стали узнавать и окликать на улице, а торчавший всегда у каменного парапета опоясывающего Альгамбру канала араб с лотком, продававший всякие украшения, завидев нас начинал радостно вопить: "Саш-шаа, Миш-шаа и Маш-шаа!", видимо впечатленный разнообразием русских имен. Короче, более болтливого "необщительного и угрюмого" типа я еще не встречал.

"Классно, ребята, что вы приехали, а че - оставайтесь тут, пещеру вам подыщем, тут я знаю одну, уже 2 недели пустая стоит, надо только подрасчистить немного, там человек десять чехов безмазовых жило, засрали все как свиньи"

"Спасибо, может останемся ненадолго. А вообще в России тоже ништяк".

"Давайте-давайте, тут жизнь легкая, с едой проблем нет, я вас всему научу, покажу где тут что как".

И действительно, показал.

х х х

Вечер, мы идем на бокадилью. Вообще-то бокадильей называются длинные, на полбатона, бутерброды с ветчиной, сыром и зеленью. Но к тому же это - и раздача бесплатной еды для бедных и бомжей. Происходит она каждый вечер, на старой площади Пласа де Грасия ((Площадь Милости, по-испански) (Как туда идти, толком не помню, но оказавшись в Гренаде спросите у кого-нибудь из тусарей или бомжей на Пласа Нуэва, вам покажут), около памятника. Подъезжает машина и несколько мужчин средних лет в белых рубашках (из христианской благотворительной организации) раздают собравшейся толпе человек в 30-40 еду - вначале это бульон из пластмассовых стаканчиков, собственно бокадилья, потом чай из термосов, к нему пирожное или печенье. Благотворители доброжелательны и разговорчивы, видно что они делают это от чистого сердца. А из собравшихся примерно треть молодых и не очень тусовщиков, другая треть давно и безнадежны пьяны и даже в ожидании раздачи продолжают потягивать дешевое вино из картонных упаковок, а оставшиеся безлики и грустны.

Через несколько дней я стал замечать, что после еды меня охватывает какое-то сонное оцепенение, и стал подумывать не подливают ли они чего в чай, но потом понял, что это просто "фонит" общий депрессняк, пьяные крики бомжей и печаль потрепанных женщин, и - избавился от этого морока. В общем-то, еды этой хватало на полдня, а учитывая набранное после рынков и в супермаркетных контейнерах, с едой проблем не было никаких (однажды знакомый сашин продавец дал нам целый мешок вкуснейших сочащихся от спелости агав, которыми мы потом ходили угощали всех сакрамонтцев).

На обратном пути Саша повел нас не узкими мавританскими улочками как ранее, а по сверкающим и заставленным столиками кафе, заполненным карнавальной толпой центральным гренадским бульварам.

"Хочется иногда знаешь такого чего-то… Пройтись вот так вот!" И он вдруг зашагал, уморительно выбрасывая ноги в разные стороны, грудь колесом, засунув большие пальцы обеих рук за лямки комбинезона, одетого на щегольски белую рубаху.

И, следующая сцена: Саша с Машей стоят, рассматривая в витрине розовый манекен, одетый в облегающее вечернее платье и какую-то жакетку-жилетку-или что-то там такое. "Ах, посмотри какой фасончик! Ну, не мило ли это!" Остаток пути до Сакрамонте они увлеченно болтают о тряпках, предварительно казнив меня презрением за робкое упоминание о своем излюбленном стиле "секонд хенд + рабочая одежда".

х х х

Второй день, мы разгребаем нашу пещеру. Она действительно завалена какими-то грязными тряпками, железяками и прочей дрянью, и дело затягивается на целый день. Утащить все это на помойку нереально, больно далеко, и в нише каменной стены я устраиваю костер, в который мы кидаем разнообразный хлам, и он сгорает, дымя мерзким черным чадом, за который нам немало благодарны соседи (предупредившие нас к тому же что это опасно - сейчас, в конце мая, трава уже выгорела до состояния соломы, и на Сакрамонте уже было несколько пожаров, еле остановили). (Это помимо того что пару раз приходила полиция чтобы разогнать криминальный рассадник, и просто напросто выжгла пару пещер со всем их содержимым). Работать в Испании очень трудно - каждый шаг дается с трудом, приходиться пробивать собственным телом стену вязкой жары, но к вечеру пещера готова - теперь у нас есть две комнаты, диван, столик, камин с решеткой для готовки, котлы, посуда, куча самых разных книжек, включая Ошо по-русски (оставшиеся от одного из прежних хозяев, Юлика из Израиля - чудесным образом я потом встретился с ним в Венгрии, на фестивале Рэйнбоу, где он услышав мои рассказы про Гренаду сказал (я сперва подумал что он жил в нашей пещере после нас) "Да нет, чувак, это не я в вашей пещере жил, а ты в моей!"), и самое прекрасное - кресло и шезлонг на небольшой площадке-террасе перед входом, над которыми я растянул на найденных металлических палках старое одеяло, для защиты от свирепого солнца, и этим же вечером мы уселись там, у входа в нашу пещеру, выше всех на Сакрамонте, и, развалившись в креслах, стали смотреть на закатное солнце над ломаной расческой гор и проникаться мыслью что у нас теперь есть дом.

х х х

На Пласа Нуэва и бокадилье мы знакомимся еще с несколькими гренадскими персонажами - жонглером Полако ("Поляк этот поддельный" сказал про него Саша; на самом-то деле он ему нравился), высоким испанцем, с ладным, стройным и мускулистым телом, живыми умными глазами и доброжелательным чувством собственного достоинства; саксофонистом-австралийцем Джоном, с которым мы тоже потом подружились и про которого позже; и молоденькой чешской студенточкой Терезой, давно и безнадежно влюбленной в Сашу. Тереза выглядела в толпе бомжей и тертых тусарей очень странно - такая домашняя чистенькая девочка, молчаливая и робко поглядывающая на наверное очень романтичных для нее старших друзей (когда-то помнится и со мной было что-то похожее), и ходящей за Сашей по пятам. Вряд ли ей действительно была нужна бесплатная еда, скорее это было тоже маленькое ежедневное приключение.

"Как-то сдуру связался я с ней, не знаю че теперь делать, ребенок же ж".

Разговаривал с ней Саша резковато и чуть пренебрежительно, и проводив нас до начала подъема на гору она обычно говорила что ей пора и никогда не поднималась наверх, видимо ей это не было позволено. Но все же обижать он ее не хотел, и мы почувствовали это когда Тереза предложила сходить с утра в какой-то сад за персиками (услышав от меня что я очень их люблю), часов в десять, потому что позже ей надо было учиться, а мы следующим утром в это время только-только продрали глаза, и именно Саша потащился один на другой конец города по начинавшейся уже жаре чтобы встретиться с ней "Ведь ждет же ж девчонка…"

х х х

"Смотри, Джон, у нас тут свой маленький дракон"

Джон (темные дреды, бритое лицо, по пояс голый, шорты, тяжелые ботинки, саксофон. Теперь он живет у Саши, после того как они разок вместе поиграли на улице, и теперь иногда вдвоем устраивают перед своей пещерой утренние концерты) смотрит на меня недоуменно.

"А вон, смотри", вниз от нашей пещеры идет обрамленная каменными стенами тропа, и в нише одной из них виднеется темная совершенно неподвижная точеная фигурка. Когда я увидел ее впервые, мне показалось что это поставленная кем-то шутки ради резиновая игрушка, но кинутый камушек шуганул зверька и он убрался в глубины своей пещерки. Мы привыкли к нему, и в конце концов это как-то даже льстит, когда у тебя есть свой собственный сторожевой дракон, пусть даже и мелкоскопический.

"Ух ты, классно"

Мы сидим под моим тентом-одеялом, долго и основательно готовим еду. Совершенно не понимаю как люди умудряются работать в Испании, по такой жаре, а сейчас к тому же разгар сиесты. Наши обычные дневные занятия - валяться в пещерной прохладе и болтать с гостями, готовить еду, иногда - подвиг: чтобы принести воды, надо полчаса карабкаться вверх по выжженной каменистой горе, поросшей клочками жухлой травы, до старой церквушки стоящей на самой вершине, из стены которой торчит здоровенный медный кран. Вода из него течет в каменную ванну, из которой мы обычно и моемся, голышом, невзирая на изредка забредающих сюда степенных пожилых испанцев, которым впрочем решительно наплевать. Как-то раз, когда я пришел за водой, там плескалась целая цыганская семья, на мое "Ола!" ответившая презрительными взглядами. На полпути к вершине тропинка подходила вплотную к полуразваленной древней стене, в тени которой я обычно отдыхал по дороге от зноя. Как-то раз, сидя там, я увидел совершенную небывальщину: мирно лежащий на земле полиэтиленовый пакет взметнулся в облачке пыли, подхваченный порывом ветра, потом закружил в метре-двух от земли, и плавно взмыл в небеса. Я провожал его взглядом до тех пор пока он не превратился в трудноразличимую точку в небе, и не растворился, вырвавшись на просторы Вселенной. Когда внизу я рассказал эту историю Джону, он остался в полной уверенности что я угостился каким-то нехилым психоделиком.

Еда уже готова, Джон притащил из своей пещеры приготовленный отдельно соус и мы расселись в креслах на террасе. Настал прекраснейший момент когда мы раскладываем ее по тарелкам и собираемся ее непосредственно… того…

х х х

Все-таки странная штука эти воспоминания - помнишь только события яркие, и совсем забываешь те бесконечные часы когда просто лежишь в пещере, обливаясь потом и в судорожном желании действия. Но потом наступает вечер, и можно спуститься в город. Любой город становится совсем другим, когда в нем есть место, где лежат твои вещи. ("Дом - это место где ты можешь повесить свою шляпу" - латиноамериканская поговорка). Конечно, я здесь совсем чужой - но уже чуть по другому. Например, можно карабкаться по крутым гренадским переулкам (есть еще много мест, куда не добираются бессмысленные туристские толпы), и ловить кусочки жизни, мелькающие в приоткрытых окнах, за занавесками, потеряться взглядом в каменных переплетениях мавританского орнамента стены какого-нибудь дома, или поймать отблеск солнца на небесно-бирюзовой мозаике стены. Иногда незатронутость заботами великое благо - взгляд не скользит на безразличной поверхности предметов, не желающих тратить на спешащего по делам тебя силы попусту и наполняться объемом, формой и смыслом. Он становится медленным, и позволяет городу подцепить тебя на крючок причудливой тени, отражения, узора осыпавшейся штукатурки, узора обрывка непонятной речи… Конечно, это проще в далеком и древнем городе, но те же самые звуки и тайны живут во дворе любой унылой городской многоэтажки, стоит только перестать идти и присесть. Иногда, когда я вижу спившихся бродяг и бомжей, я думаю, что когда-то им тоже просто хотелось присесть и посмотреть, но наверное увиденное оказалось настолько более интересным, что все остальное стало просто неважным. Может быть, это падшие святые бродят вокруг нас, осознавшие когда-то собственную бесплотность и никчемность, и решившие поэтому, ну так пусть теперь будь что будет, может быть, если бы только это не было моей жестокой и дурацкой выдумкой, ведь ясное ж дело, они несчастливы. Но иногда все же им бывает очень хорошо, в этом я тоже уверен. Не знаю, есть ли у кого еще в нынешнем мире эти спокойствие и неторопливость, необходимые чтобы увидеть этот мир (если только они не очень юны, не пьют и не торчат), разве что у художников, фотографов и ремесленников.

И еще - держать полученное в себе очень опасно. Обязательно надо это куда-то выплеснуть, тем или иным способом. Некоторые начинают о нем писать. Некоторые направляют это в звуки музыки, что предпочтительней, но я не умею.

В саму Альгамбру мы так и не зашли, потому что за вход надо было платить, но самым первым вечером мы посидели на парапете окаймляющего ее канала, глядя на двойной ряд древних стен над головой, и там Маша рассказала мне сказку про Альгамбру, прочитанную в одной книге, про трех султанских дочерей и трех пленных христианских рыцарей, работавших у них под окнами. Сестры полюбили рыцарей, и собрались бежать вместе с ними, хотя для этого им пришлось бы отказаться от своей веры. Рыцари подкупили надсмотрщика, сестры - свою дуэнью, и однажды ночью они собрались перебраться через крепостной ров, за которым их ждали лошади для побега в испанские земли. Но одна из них, которая очень любила и боялась своего отца, боялась неизвестности и чужой непонятной христианской веры, долго колебалась, и в конце концов испугалась бежать и вернулась в свои покои, несмотря на то что любимый долго звал ее и умолял спуститься. Когда наутро отец узнал про все это, он очень разгневался, и с тех пор стал держать ее в еще большей строгости, заточив в одну из башен Альгамбры ("Скажем, вот в эту самую!", говорит Маша, и я задираю голову и смотрю на высящуюся у нас над головой башню) где она потом умерла от тоски… Все-таки совсем другое дело слушать такие истории, сидя в этом самом месте и попивая "Сангрию"…

х х х

В Марокко он ездил (помимо дешевой жизни и экзотических впечатлений, как все) затем чтобы поучиться арабской музыке. Отчасти ему это удалось, одна беда, когда он увидел за околицей какой-то арабской деревни (а ездил он по местам нетуристским, настоящим) сидящих на пригорке арабов, наигрывающих что-то вполне традиционное на уде, дарабуке и флейте, и пристроился к ним со своей скрипочкой, они с удовольствием с ним помузицировали, а потом сказали "Ну ништяк играешь, братан, а теперь давай-ка сюда свою скрипку, она нам тоже пригодится!", и оставили ему взамен и в ответ на попытку робкого возражения фингал под глазом. Потом он все же раздобыл где-то этот паршивый уд, лучше чем ничего, и с превеликими бедами вернулся в Испанию. В общем, отзывы о Марокко и арабах у него были довольно болезненные. И на свою беду он рассказал эту историю в сашином присутствии.

"Как так они забрали твою скрипку?!? А ты им значит так вот взял и отдал? Почему ты не сказал им: "Пошли на хрен, ребята!" и не вломил как следует хотя б одному? Они бы увидели что ты не плаксивый шотландский хмырь, зауважали тебя, ты бы стал их другом! Они подарили бы тебе все что бы ты ни попросил!"

"Но их же было трое, что я мог сделать? Я сказал им, что скрипка мне очень нужна…"

"Ты им сказал? А в полицию звонить или домой мамочке не пробовал? Это Марокко, парень, это тебе не снулая Шотландия, где люди сидят вечерами по своим нычкам и нос на улицу боятся высунуть!"

"Не был! Но я видел одну и то же хрень в долбаной Германии, долбаной Австрии - везде люди сидят по своим нычкам, боятся друг другу прямо в глаза посмотреть и стучат чуть что в полицию!"

Мне немного жалко Диана, но все же я говорю Саше по-русски, смеясь: "Сдать его на воспитание в армию, пусть жизнь узнает, блин" (и попадаю в старую ловушку - ах, как это просто, стоит только сказать про кого-то вот так, высокомерно…)

Идея понравилось:

"Во, точно! Тебе нужно в армию, парень, тебе нужно попасть в русскую армию. М-да, тут могут быть сложности… Тогда тебе нужно вступить во Французский Иностранный Легион! Там тебя научат ушлости, малыш!" (теперь уже половина присутствующих заходится в хохоте).

"Но… но я не хочу в армию!" теряется Диан.

Тут, видимо, Саша вспоминает мои рассказы об экспедиции в Якутии, где я когда-то работал:

Дело было сделано. Теперь уже не только Саша, но и многие другие, встречая Диана, начинали вопить: "Hey, Dian! You should go to Russian Army, man! You should go to Siberia!" Все это было довольно жестоко, конечно, Диан был в общем-то неплохой парень, и хороший музыкант к тому же, хотя и надоедливый из-за болтливости и тяги к отвлеченным рассуждениям на темы всеобщей справедливости, гармонии и спасения мира вообще, но когда мы с ним вдвоем стали опять говорить про Марокко и плохих арабов, Диан мимоходом упомянул что у него даже в мирной Шотландии девять раз воровали спальный мешок (звучит неправдоподобно, но так он сказал), и тогда даже миролюбивый я заорал "What the fuck you are talking about, Dian?!?"

х х х

Снизу из сашиной пещеры раздается упругий, мощный и ровный арабский ритм дарабуки. Дарабука (арабский керамический или металлический барабан, обтянутый кожей или пластиком на болтах) есть в Сакрамонте у каждого второго, что вовсе не означает умение на ней играть. А тут слышится что-то настолько мощное и уверенное, ни одного лишнего удара, что мне становится интересно и я спускаюсь посмотреть что к чему.

Саша, Джон, Неяна (смуглая и очень красивая дочь ирландки и индуса, и отличная скрипачка к тому же), Диан и маленький хрупкий чувачок с черными длинными волосами, бородой и в круглых очечках, одетый в белую израильскую одежду со свисающим хвостом кушака (совершенно забыл как это называется), босоногий, и с дарабукой в руках.

"Не тот звук совсем" говорит он огорченно, вертя в руках металлическую дарабуку, на боку которой здоровенная вмятина. "Вот, долбануло на улице машиной - мне ничего, а инструмент попортило"

"А, это про вас Саша рассказывал?" говорит он по-русски, заметив нас. "А меня зовут Моше, ну, Миша… Классно, надо будет к вам зайти, расскажете, как там Питер сейчас"

Мы немного говорим, но они уже собираются в город, играют сегодня в "Казбе" - маленький такой бар в арабском стиле, с низенькими столиками, диванчиками и расшитыми кожаными подушками на полу. "Хотите с нами?"

Увезли его когда-то родители.

И в самолете меня уже накрывает - вначале разговариваю с какой-то тетушкой, так о том о сем, все нормально, а потом чувствую что глаза стекленеют, дышать не могу. Она мне "Что с вами, молодой человек?", а я "Извините, что-то плохо себя чувствую…", она вообще не врубается что происходит.

Прилетаем в Бен-Гурион, ничего не соображаю, а тут меня Дэн встречает, он уже несколько лет как перебрался в Израиль. И тут закрутилось! Первые дни как во сне - такой драйв офигенный. Дэн мне всегда был как брат, а тут еще куча новых людей, новых раскладов… Ну, так я там и остался, и не жалею"

А еще, видимо в Израиле, он перенял арабскую манеру игры на дарабуке, и получалось это у него действительно очень хорошо, играл и на таблах, да вот только таблы эти недавно у него сперли, когда он позабыл их в "Казбе" несколько дней назад.

… Мы сидим в "Казбе", удобно пристроившись на маленьких диванчиках, щелкаем семечки (которые на удивление распространены в Испании, прямо как у нас на юге), пьем чай с лимоном и слушаем причудливую смесь ирландской музыки с арабским ритмом, играют Миша вместе с Неяной (его подругой), и это так удивительно похоже на то что я слышал несколько месяцев назад в Питере.

х х х

Саша совершенно серьезно не хотел нас отпускать. Он добавил к своим трогательным заботам еще одну: "Классная пещера, ребята, надо только вход во вторую комнату чуть расширить, чтоб свету побольше было, и стены побелить чтоб посветлей. Я тут одно место знаю, где можно мешок известки добыть, притащу, а потом вместе побелим, будет конфетка, а не пещера!". Он уже знал, что мы собираемся уезжать, но пытался таким смешным способом нас приворожить. "А что - купим для Машки швейную машинку, сделаем тут мастерскую по самым модным делам - будет "Показ мод от Сакрамонте!" Оставайтесь, куда вам ехать!"

Но движение уже началось в нас самих - несколько последних дней я бродил по Гренаде прощаясь и пытался зацепить взглядом как можно больше, чтобы увезти с собой. Впереди нас ждал Бенефисио - Рэйнбоу деревня километрах в 90 от Гренады, где мы надеялись найти машину куда-нибудь на север, к более мирному солнцу, и как всегда казалось что там-то впереди нас и ждет вечно ускользающая сказка, где все совсем уж прекрасно - и уже тогда наверное я знал что это вряд ли будет так. И вот мы оставляем пещеру Джону, который уже начал строить планы что и как он в ней переоборудует под себя (как-то она выглядит сейчас?), и, попрощавшись с Сашей, спускаемся с рюкзаками по каменистой трое вниз, последний раз. На другой стороне стоят Миша, Неяна, Том и Диан и машут на прощание.

Последние вести от Саши попали к нам странным образом - Маша, уже из Франции, позвонила домой, и узнала что ей звонил кто-то ночью, и на возмущенный вопрос разбуженных родственников радостно завопил: "Да вы что? Знаете откуда я звоню? Из Испании! Передайте им, что звонил Саша, Саша из Гренады!" Узнав, что мы зависли надолго во Франции, он похоже огорчился - кажется, ему запали в душу наши рассказы про Россию, и я сейчас думаю - а вдруг он все же хотел вернуться? (Ведь убеждали же мы его, что срок давности его дела закончился, и он может увидеть все это сам.) И услышав про то что мы все еще на Западе, махнул на это рукой? Хотя, может, это для него и к лучшему, не знаю…

Когда мы отъезжали от Гренады, на несколько мгновений в окне нашего автобуса мелькнула извилистая лента древней стены, опоясывающей Сакрамонте.